Детство под небом войны
2015-04-2901Детская память на всю жизнь сохранила многие факты и события Великой Отечественной войны, в особенности лета и осени 1943 года. Мне уже было 10 лет, потому и отношение к жизненным реалиям было, видимо, более вдумчивое и осознанное. И вот что чаще всего вспоминается.Страшные дни оккупации
Небо... Оно было высокое, бездонное и голубое. А на этой синеве — белые и пушистые облака, похожие на тонконогих ягнят бабы Василисы. Она жила возле сельского пруда с выгоном, держала небольшую отару овец, и к весне в её сарае появлялись крошечные малыши, забавные, трогательные, к ним хотелось притрагиваться, гладить их. Мы, дети, бегали к бабе Василисе, чтобы поиграть с маленькими ягнятками, а она нам говорила: «Это детки больших овец, которые на выгоне пасутся...». Летом над высокими облаками стали часто появляться краснозвёздные самолёты, летевшие на запад, по словам взрослых, бомбить немецко-фашистские укрепления и оборону.
Фашисты были всюду. Мы их очень боялись, так как на наших глазах они расстреливали мирных, безвинных людей, поджигали хаты в деревнях, в том числе в моих Свиридовичах, грабили население, отнимая «млеко», «яйки», поросят — всё, что им хотелось. По вечерам окрест нас полыхали тревожные зарева пожарищ, в особенности там, где были лесные сёла и посёлки, которые гитлеровцы не без оснований называли партизанскими. Так было с первых дней оккупации. Летом 1942 года мы особенно испытали ужас оккупации. Наша тётя Степанида, мамина двоюродная сестра, жила с пятью детьми в Безуево, деревеньке возле леса на западе от нас. Однажды фашисты вместе с полицаями на исходе ночи подъехали к Безуево с артиллерией, установили орудия и открыли из них огонь по ещё спящей деревеньке. Уничтожили её с людьми, скотом, домашним скарбом. Кто сгорел заживо в хатах, кто погиб от осколков снарядов. Наша тётя Степанида, видимо, очень рано проснулась. И при первых взрывах она разбудила детей и приказала им бежать за ней в огород. И оттуда ползком по картофельным бороздам семейство добралось до леса и укрылось в нём. После варварского фашистского налёта от деревни осталось пепелище с печными остатками, посечённые изуродованные сады да одинокие живые деревья. Тем не менее надо было как-то жить дальше. У кого были силы и возможности, те восстанавливали свои подворья, живя в погребах и землянках. Мой 15-летний дядя Петя, самый младший сын бабушки Анны и дедушки Григория, у которого была своя хилая лошадка, помогал восстанавливать хозяйство двоюродной сестры, вывозя брёвна из леса...
Разинутая пасть
Ночью шёл сильный дождь со страшной июльской грозой. Утром я выбежал на улицу, где на дороге были намыты горки рыхлого мягкого песка, и стал строить из него домики с заборчиками вокруг них. И так увлекся этой забавой, что очнулся только от громкого, резкого автомобильного гудка. Возле хаты моего друга Петьки остановилась грузовая машина, закрытая брезентовым тентом. Из её кузова стали «высыпаться» немецкие солдаты в грязно-зелёной форме с автоматами на шее.
Я поднялся с корточек и стал наблюдать за немцами. В этот момент из кабины вылез фашист в чёрных начищенных сапогах с белыми погонами на плечах. Вскоре я научился отличать рядовых от офицеров, когда гитлеровцы, как саранча, попёрли через наше село на восток. Возле ног офицера вертелась огромная овчарка. И вдруг фашист лающим голосом крикнул: «Фас!» Собака понеслась прямо ко мне. Бежать было поздно, и я застыл как вкопанный. Овчарка подбежала ко мне и легко вскинула передние лапы мне на плечи, разинув огромную пасть с вывалившимся красным слюнявым языком. В моей маленькой детской головке мелькнула мысль: собака может легко заглотить мою голову и откусить её. От ужаса мои ноги задрожали, подкосились, и я опустился на колени. Солдаты громко захохотали, видимо, им стало весело от сцены с испуганным насмерть ребёнком. И тут опять раздался лающий окрик: «Цурюк!»
Собака оставила меня и понеслась к машине. Через минуту-другую солдаты забрались в кузов, офицер — в кабину, и автомашина, обдав Петькину хату дымом, поехала к центру села. Когда я, перепуганный, примчался домой и рассказал маме о встрече с немцами, она, ухватившись за сердце, повалилась на скамейку. После мы узнали, что фашистские жандармы, выезжая из села по направлению к городу, пристрелили мальчика Серёжу десяти лет, которого я знал по школе. Он пас гусей, гитлеровский офицер натравил на него собаку. И когда та подлетела к Серёжке, он инстинктивно ударил её прутиком, которым гонял гусей. Озверевшая псина набросилась на мальчика, искусала его руки, тело, а гитлеровец пристрелил израненного ребёнка.
Так они, фашисты, и двигались на восток с разинутой звериной пастью, сея смерть и разрушения. А на оккупированной территории в течение трёх лет мы от них натерпелись и настрадались так, что словами не передать.
«Минёры-подрывники»
У вражеских миномётчиков, которые направлялись на восток и остановились в нашем селе на ночлег, мы, я и мой друг-сосед Петька, украли мину. Нас фашисты выгнали на улицу, а сами разлеглись на кроватях и на полу. Было их, наверное, около взвода в нашей хате. Петька возле калитки мне сказал: «Давай украдём у них автомат и перестреляем, пока они дрыхнут». Наш шёпот услышал Миша и категорически запретил нам эту авантюру: «У них же часовой, а вы и с автоматом обращаться не умеете. Вас перестреляют, как цыплят, а заодно и нас всех». Мы его послушались. Но нам очень хотелось навредить врагу. Миша посоветовал: «Видите во дворе самоварные трубы, это — миномёты, а возле них ящики с минами. Украдите хотя бы одну, а потом поставьте её на большаке, по которому к фронту идут их машины. Гляди, получится взорвать какую-нибудь...».
Мы так и сделали. Украли мину (снаряд) с крылышками от ротного миномёта. Немцы не заметили пропажи. Миша проинструктировал, объяснив, что раскрашенный носик этого снаряда есть боеголовка. И если по ней ударить или чем-то тяжёлым надавить, он взорвётся. Миша рассказал, что надо на дороге в колее выкопать ямку, вставить в неё мину крылышками вниз, а боеголовкой вверх, замаскировать песком, и грузовая машина, надавив на неё колесом, обязательно взорвётся...
А два дня спустя после их ухода мы вдвоём по кустам и траве подобрались к большаку. Оглядевшись вокруг и не заметив ничего подозрительного, в четыре руки быстро вырыли в колее ямку, поставили в неё мину, присыпали её песком и, отбежав метров на сто от дороги, притаились в густой траве. Нам очень хотелось увидеть, как взорвётся немецкая машина...
Но тут с поля на большак невдалеке свернула подвода с соломой. Солому вёз Митя, наш главный в ночном. Мы страшно перепугались, ведь железное колесо его телеги могло попасть на мину. Стремглав бросились на дорогу, лихорадочно стали раскапывать мину.
— Хлопцы, что вы тут делаете?
Митя соскочил с телеги и потребовал:
— Показывайте и рассказывайте!
Поскольку мы ему полностью доверяли, пришлось выложить всё без утайки. Он отнял у нас миномётный снаряд, спрятал его в соломе на телеге и устроил нам жёсткую выволочку с объяснением: «Этой штучкой, которую вы закопали в землю, вряд ли подорвёшь автомашину, а вот вас, прячущихся в траве возле дороги, приняли бы за диверсантов и перестреляли бы, как куропаток. А если бы нашли ещё и миномётный снаряд, то расстреляли бы всех ваших родственников и сожгли бы избы на всей нашей улице. Рано вам, хлопцы, воевать, подрасти надо...».
А нам хотелось громить фашистов, мстить им, не дожидаясь, когда подрастём. И мы досаждали врагам, как могли: похищали что «плохо лежало», засыпали песок в радиаторы остановившихся машин...
Расстрел предателя
Шёл 1942 год. Было лето, погожий августовский день. Мне он очень хорошо врезался в память. Мама позвала меня с улицы в хату и, обняв, сказала: «Сынок, ты уже стал взрослым — тебе сегодня исполнилось девять лет. Никаких подарков у нас тебе нет, — но вот держи конфетку». Мама дала мне бог весть как сохранившийся довоенный кусочек сахара-рафинада. Давно я не испытывал такого удовольствия от сладости во рту. Радостный, я, подпрыгнув, побежал на улицу к друзьям, соседским мальчишкам примерно такого же возраста. Петька, я, Коля, Аркаша, Илюша — на нашей улице набиралось около десятка таких огольцов. Мы собирались играть в войну. И все хотели быть в «Красной армии» и никто — «фрицами». Потому приходилось по очереди исполнять роли фашистов поганых, чтобы игра состоялась.
Только мы собрались на скамейке возле нашего палисадника и стали обсуждать план игры, как увидели идущую со стороны Заспы, большого села в пяти километрах от Свиридовичей, группу людей. Два человека были с винтовками, третий, безоружный, шёл между ними. Аркаша первый узнал двоюродного брата Антона. Присмотревшись, я тоже узнал его и второго его товарища по школе, которые, не попав в армию по возрасту, в конце сорок первого ушли в партизаны.
Дойдя до хаты Аркаши, группа остановилась. Мы гурьбой подбежали к ней. Антон вошел во двор, где его встретила тётка Настя, Аркашина мама. Гостеприимная тётя Настя уговорила племянника и его друга попить молока перед дальней дорогой. Сколько ни отказывался Антон, тётка всё-таки уговорила зайти в хату. Безоружному мужчине примерно лет тридцати Антон приказал ходить мимо окна от угла до угла хаты, чтобы из окна был виден. Тетке он объяснил, что этот человек предатель-власовец и что они его взяли в Заспе в плен как языка и ведут в партизанский отряд.
В Заспе в то время был большой гарнизон полицаев и власовцев, и они совершали карательные набеги на окрестные села и деревни. Как раз накануне они сожгли лесной посёлок за деревней Яновка и перебили много местных жителей. Видимо, у Антона и Николая был приказ привести «языка»-власовца.
А тот знай себе’ходит вдоль избы туда-сюда и зыркает в окно. Уловив, видать, что у парней притупилась бдительность, он стремительно рванул вдоль по улице к колхозному саду на окраине села, за которым тянулись ольховые перелески и густые кустарники. Мы дружно заорали: «Убежал!»
Партизаны выскочили с винтовками в руках на улицу и увидели, что власовец уже почти миновал избы и свернул на стерню сжатого поля ржи.
Ребята с криками: «Стой! Стой!» — кинулись за ним. Мы тоже побежали следом. Предатель бежал очень быстро. Антон, видимо, понял, что тот успеет добежать до кустов за садом и скрыться в них. Он зарядил винтовку, прицелился и выстрелил по убегающему, но не попал.
На счастье партизан, из сада на телеге возвращался сторож Архип. Антон крикнул ему: «Распрягай!». Тот понял, моментально остановился, распряг лошадь. Сторож ещё снимал хомут, а Антон уже вскочил на лошадь и помчался за беглецом. Он нагнал его за садом, двинул дулом меж лопаток и погнал его в обратную сторону.
Николай встретил его возле пруда на западной окраине сада. Они о чём-то пошептались, чтобы не услышали подбежавшие дети. Приказали предателю стать лицом к пруду и в два голоса громко произнесли: «Смерть предателю!». Следом раздались почти залпом два выстрела и власовец упал.
Тут подбежал Митя и сказал Антону и Николаю, что он пойдёт с ними в партизанский отряд. Нас же, мальчишек, они попросили сходить к старосте и передать приказ партизан, чтобы он похоронил возле пруда убитого власовца. Староста приказ выполнил.
Через несколько дней партизаны разгромили в Заспе полицейско-власовский гарнизон.
Иван ПЫРХ.
Ещё по теме:
2017-06-24
В гости к белорусам2017-06-17
Отцовская тетрадь2017-06-17
За спортом, песней и... шашлыками2017-06-17
Закон и порядок (№23, 17 июня 2015)2017-06-17
На грани с грацией
Комментарии